・
Don’t need my health
Got my name and got my wealth
I stare at the sun
Just for kicks all by myself
I lose track of time
So I might be past my prime
But I’m feeling, oh so good
Yeah
One Republic - Everybody loves me
Got my name and got my wealth
I stare at the sun
Just for kicks all by myself
I lose track of time
So I might be past my prime
But I’m feeling, oh so good
Yeah
One Republic - Everybody loves me
・
Читать дальше— Юри, — мурлычет Виктор, — какие планы на двадцать четвёртое?
Юри роняет ложку, она звонко стучит об тарелку.
— Д… Да ничего особенного. А что?
— О. Хорошо, очень хорошо, — Виктор сияет. — Тогда ничего страшного, если я вечером отлучусь, скажем, часов после восьми? Сразу после тренировки?
— Э... Что? — его будто холодной водой окатили.
— Ну, ты же, получается, всё равно Рождество не справляешь, да? Не обидишься, если я вернусь попозже? Ложись только спать без меня, “буду поздно и пьяная”, — Виктор пародирует голос девчонки-студентки, подмигивая.
— Л-ладно, — нехотя соглашается Юри. Он выглядит заметно расстроенным, но Виктор притворяется, что ничего не замечает. Он слишком долго этого ждал. Новогоднее ледовое шоу в Питере, Крис и Стефан уже завтра с утра будут в городе, остальные подтянутся ближе к вечеру, это его последний день рождения в третьем десятке, и он просто обязан оторваться так, чтоб стыдно было всю оставшуюся жизнь. Юри подал отличный пример на том банкете, это всё его вина, пусть теперь не жалуется...
— А что такое? Куда ты собираешься? — будто невзначай добавляет Юри. Он жёстко палится — когда он задаёт вопрос, руки дрожат так, что ложка звенит. Виктор хихикает и сжимает его пальцы, протянув руку через стол.
— Vitya needs to go out. Понимаешь? Вите надо выйти. Вый-ти, — и ржёт. Он с двойной нагрузкой тренера и спортсмена был так занят, что даже толком не успел пошутить на эту тему, а всегда хотелось, чем он хуже фанатов в интернете.
— Не понимаю тебя, — с укором качает головой Юри. — Опять какая-то приватная шуточка?
— Ну, Юри, ну ты же помнишь, эта песня, я же тебе говорил! А, ладно, — с досадой машет рукой Витя, — я хочу сказать, мне бы развеяться, отдохнуть, понимаешь? Мы тут со льда не вылезаем, я уже пешком ходить разучился.
— Хорошо, — говорит Юри задумчиво куда-то себе под нос, делает паузу, поднимает решительный взгляд и продолжает неожиданно твёрдо. — А ты куда? Можно, я пойду с тобой?
Виктор трясёт головой и машет руками изо всех сил.
— Нет, нет, ты что, зачем тебе! Мы в клуб, будем пить, танцевать, ты же не любишь такое совсем. Да и я боюсь за тебя, ты пить не умеешь, а что, если кто-то тебя у меня украдёт? Там Крис будет, Цао, Джонни, они же тебя съедят и не заметят.
— Там будут Джонни и Крис? — хмурится Юри. — Я иду.
— Да ну тебя, ну чего ты сразу ревнуешь, было бы к чему, — Виктор легко выскальзывает из-за стола, огибает его в три шага и прижимается к Юри, садясь напротив него на корточки и держа за руки. — Всё будет хорошо, нечего тебе волноваться, глупенький. Я же тебя люблю и не брошу, ты мой сладкий кацудон.
— А тебя любят все, Виктор, — отрешённо замечает Юри. — Ладно, как скажешь. Мне… Мне на тренировку надо, я пойду, — он увиливает от объятий и выходит из-за стола с другой стороны.
Виктор улыбается у него за спиной. Малая кровь.
***
— А где Юри, Vit’, — орёт Крис, выговаривая его имя по-русски с жутким акцентом и пытаясь перекричать музыку в клубе, — у него всё в порядке…
— Ага, — тоже орёт Витя, улыбаясь во все зубы, как маленький ребёнок, незаметно от взрослых провернувший какую-то шалость, — я от него сбежал. Дома оставил. Всё у него хорошо, сидит со вкусностями, смотрит “Один Дома”, идеальное рождество для интроверта.
И сияет.
Крис смотрит на него как на идиота.
— Я тебя, конечно, очень люблю, но какой же ты дурак, Витя. Ты хоть знаешь, какой сегодня день?
— День, когда мы заставим этот клуб вздрогнуть до основания? — Виктор с деловым видом подхватывает Криса под локоть и тянет глубже.
Крис совершенно неожиданным образом увиливает и выворачивается.
— Этот ответ приносит вам ноль баллов. Сегодня Рождество. Ты вообще уверен, что Юри там нормально одному? Не помнишь, что ли, какие у них там обычаи на Рождество?
— Да ну тебя, что пристал, у них нет в семье католиков, — ворчит Виктор, которому уже порядком надоела эта тема за два дня.
— Как знаешь, но я тебя заранее предупреждал, чтоб взял Юри, помнишь? У нас тут закрытая тусовка для влюблённых, типа семейное рождество для самых горячих и нескромных парочек, и вход, соответственно по парам. Джей-Джей с невестой, я с моей любовью, Джонни к Гоше примазался вон. Ну, тебя-то, конечно, пустят, но смысл. Лучше б его взял, серьёзно…
— Да я… Да как же, — оседает Виктор. — Да как я мог, куда я его в клуб потащу… Ладно, пойдём.
Спустя час наблюдения за тем, как на танцопле развлекаются счастливые парочки и унылого потягивания Лонг-Айленда Виктор заказывает первый шот водки. Что он, не русский, что ли?
В телефоне предсказуемо последним набранным оказывается Юри. Виктор быстро пролистывает его, находит номер Эмиля, нажимает на вызов.
— Алло, йоба, это ты, — Виктор слышит смех на другом конце, довольно улыбается впервые за вечер. — Ты где? Скоро будешь? Тут, оказывается, парная вечеринка, не хочешь в другой клубец затусить?
— Виктор, друг, ты прости, но я сейчас в Брно, — торопливо перебивает его голос на другом конце. — У нас снегопад, рейсы отменили, мы с близнецами тут надолго застряли. Мы пока ещё на пару дней у меня, тут потренируемся, прилетим уже перед шоу. Ты только не обижайся! С наступающим тебя и с Рождеством, люблю тебя, — торопливо добавляет Эмиль.
— А… О… Окей, — отвечает Виктор. — С Рождеством. И близнецов тоже.
И вешает трубку.
Следующими на очереди оказываются Стефан — у него заболел ученик, они тоже остались, валяются на диване и смотрят, кто бы мог подумать, “Один дома”, не хочет ли Виктор присоединиться и устроить марафон на пару дней, тут лететь всего ничего — не хочет, — и внезапно Отабек, потому что больше Виктору некому звонить, все остальные либо уже здесь и по парам, либо и не планировали приезжать. К этому моменту наступает очередь уже пятого шота (Виктор думает, что просто водка — это моветон, и решает перепробовать постепенно всю их барную карту).
Отабек не берёт трубку, потом через пять минут фейстаймит ему обратно с мокрыми после душа волосами и усталым голосом — в Алма-Ате уже половина первого, он как раз собирался спать. Ни в каком Питере, конечно, он сегодня быть не планировал, но спасибо, Виктор, что вспомнил, очень приятно, с наступающим, обязательно поздравлю лично, как приеду на “Сказку на льду”, с любовью и наилучшими пожеланиями.
В Алма-Ате только половина первого, а Виктор уже пьян настолько, что и танцевать не очень-то хочется. Психанув, он уходит из клуба, на прощание хлопнув по заднице Криса в отместку и сообщив ему, что уходит от них туда, где шампанское льётся рекой, и нет дурацких ограничений на одиночников, а то развели тут парное с танцами без льда, понимаете ли. Крис сначала не хочет его отпускать, потом, качая головой, всё же соглашается — центр города, Думская, куда он денется, да и холодно на улице, протрезвеет сразу.
Виктор накидывает пальто с шарфом и выходит из клуба, с головой ныряя в реку пушистого снегопада, сияющих городских огней и кривых улочек, отходящих от Невского, заполненных счастливыми шумными прохожими.
Виктор делает шаг, другой, третий, твёрдо настроенный найти божеское заведение и затусить там как следует. На четвёртом его энтузиазм сдувается, а на пятом он останавливается посреди перехода, не зная даже, в какую сторону идти дальше. Гудок машины приводит его в чувства — он перебегает дорогу и, оказавшись на другой стороне, сразу идёт к забору на набережной, будто его магнитом туда тянет.
И снова останавливается, как вкопанный, видя знакомую фигуру.
У забора сидит на корточках с надутым видом собственной персоной Юрий Плисецкий. Один, в наушниках и с телефоном.
— Но ты же обещал пораньше! Да как так-то! Почему ещё один осмотр, нормально же всё было!
Он с полным отчаяния лицом выслушивает ответ собеседника и тихо, вполголоса, осторожно спрашивает.
— Но всё нормально будет? Ты же успеешь приехать вообще? Это, получается, завтра утром к врачу, потом тренировка, вылет не раньше вечера… Слушай, а тебе точно можно ехать-то?
Юра снова что-то слушает, лицо его расслабляется, он вздыхает.
— Да ладно, всё равно там одни парочки, больно надо. Переживу. С Рождеством, Бек, ты прости, что задерживаю с тупыми вопросами, спать мешаю.
Снова пауза.
— Ага. Давай, — улыбается Юра, щёлкает по экрану телефона пальцем и зло заталкивает его в карман, матерясь себе под нос.
— И что это сейчас было? — подсаживается к нему Виктор, не удерживает равновесие и, охнув, прислоняется спиной к заграждению. — Что ты тут делаешь, котёночек? Время недетское, комендантский час скоро, — Виктор поднимает брови.
— Завались, — рычит Юра. — Не твоё дело.
— Я всё слышал. В тот клуб вход только по паспорту... — многозначительно тянет Виктор.
— Захлопнись!
— ...и только по парам, и да, телефон с видеовызовом за пару не считается, я узнавал, — подмигивает Виктор.
— Да заебал! Мне какое дело! — отпихивает его Юра.
— А если Якову расскажу?
Юра замолкает и яростно сверлит его взглядом.
— Ненавижу тебя.
— А вот и нет, — ядовито улыбается Виктор, — любишь.
— Тебя все любят, — уклончиво фыркает Юра, краснея.
— И ты.
— Вот пристал, — стонет Юра, поднимаясь и подхватывая рюкзак. В нём что-то предательски звенит.
— О! — оживает Виктор. — Есть чо?
— Не твоё дело! — Юра прижимает рюкзак к себе как может, но его всё равно быстро отбирают.
— Так-так-так. Бурбон, значит. Значит, свидание с тренером завтра утром с этой бутылкой? — Виктор светится как никогда.
— Пошёл в жопу, Виктор, — чуть не плачет Юра, — это подарок Отабеку, верни!
— А ты поделишься?
Юра мешкает несколько секунд, взвешивая варианты.
— Поделюсь.
***
Время переваливает за полночь. Бутылка почти пуста, они стоят напротив Аничкова моста и задумчиво смотрят на коней. Юра достаёт телефон и, пошатываясь, подходит поближе для селфи. Виктор становится рядом с ним, тянется наверх к ноге бронзового юноши.
— Двадцать девять лет. А я тут пью на морозе с подростком. И с конём, — добавляет он, качая головой, и отпивает ещё из бутылки.
Юра бутылку отбирает.
— Да ну тебя нахрен с твоим подростком! Раз мне на соревнования среди мужчин можно, значит, я мужик, понял?
Смотрит на него, качает головой.
— И пить ты не умеешь.
Виктор думает, что в чём-то он с Юрой согласен. Юра покачивается, язык у него заплетается, но он стоит, пишет там что-то в соцсетях. А Виктор… Наверное, сегодня просто такой сумасшедший день. Всего-то пол-литра бурбона, из которых соточку или две выпил пацан, и уже в хламину.
Бутылку он забирает обратно всё равно.
Виктор в очередной раз проверяет телефон. От Юри ни слова, только смска от Бабичевой с кучей сердечек и смайлов и сдержанное поздравление от Георгия. Ни звонка, ни сообщения, последний раз был в сети два часа назад. Звонил тогда ещё раз пять, но Виктор не взял трубку, а потом перезванивал, но телефон был недоступен. Небось, сидит там один, с выключенным телефоном, чтоб не было соблазна, страдает, боится ему позвонить, чтоб не доставать, думает, что он ему надоел…
Виктор открывает гугл. “Рождество в Японии”.
“Для молодёжи — это праздник влюблённых, день свиданий, которые модно проводить за романтическим ужином в отеле”, — говорит Википедия.
“Дурак, — говорит себе Витя. — Какой же ты дурак”. И хлопает себя ладонью по лбу.
— Юр, — тянет он, приобнимая этого вредного колючего пацана так, будто он его закадычный друг, будто последний оплот надежды и разума. — Юр, а ты вот знал, что в Японии Рождество — это на самом деле день влюблённых?
Юра отрывается от телефона и смотрит на него, как на идиота.
— Вить, ты что, дурак? Совсем дурак, да?
Юра снова отнимает его бутылку — совсем ничего не осталось, он кряхтит с досадой и швыряет её в мусорку. Грохот стекла эхом расходится по набережной.
Юра смотрит на него снизу вверх с жалостью.
— И за что тебя только все любят. Даже Отабек... даже я, — он быстро добавляет. — Все тебя любят, но какой же ты дурак.
— Дурак, — соглашается Виктор. — А знаешь, что мне нужно? Лекарство от глупости. Я знаю одно отличное, пойдём, раз уж сегодня мой день рождения, я угощаю. Нет ничего лучше от хандры и усталости, чем горячий бодрящий… пиво.
Он тащит Юру в ближайший паб под его вялое ворчание и полное отсутствие сопротивления.
***
Виктор уже не сидит, лежит за столом, сквозь стекло и пенящуюся жидкость разглядывая силуэт Плисецкого. Плисецкий плывёт, то толстеет, то худеет, если повернуть голову и посмотреть через разные грани, Плисецкий что-то там неразборчиво тараторит в свой телефон.
— Приезжай, короче, — заканчивает он. — Без тебя никак.
Точно. У него же есть Отабек. Сейчас вот приедет, заберёт Юру, и не останется у Вити совсем никого.
Телефон не звонит уже пятый час к ряду, уже два часа как у Виктора день рождения, и уже час как он в говно… или он уже был в говно с самого начала? Не то, чтобы это имело значение, всё, что сейчас волнует Витю — как не заблевать стол и какого цвета станут блондинистые Юрины волосы, если посмотреть на них через бокал. Все его любят, понимаете ли… Да куда там, конечно.
Виктор наклоняется ещё ниже, пытаясь поймать нужный угол через бокал, и, не удержавшись, соскальзывает со стола на диван и дальше на пол, но его подхватывают чьи-то руки. Руки пахнут тепло и очень знакомо, и от этого приятного запаха — ну и может быть совсем немного от алкоголя — Виктор вырубается на месте.
— ...тя. Витя! Витя, ты живой? — кто-то хлещет его по щекам. — Езжай, я дальше сам разберусь. Спасибо тебе, Юра. Или, может, у нас переночуешь? Ночь же, да и ты… ну… Не очень.
— Ну нахрен, — отрезает голос Плисецкого. — Пока, Кацудон, удачи тебе с ним. С Рождеством.
— Юри, — лопочет Витя удивлённо. — Почему? Как ты меня…
— Если бы ты знал, какой ты счастливчик, Витя, и как тебя все любят, — Юри качает головой. — Крис мне сразу позвонил, как только ты ушёл, беспокоился, так что я уже в десять побежал тебя встречать, но не нашёл, а трубку ты не брал, в общем, я так и остался в том клубе с ребятами ждать вестей. Потом ещё позвонил Отабек, просил, чтоб я за вами с Юрой последил — я стал звонить Юре, а Юра всё сбрасывал, а тебе я даже не пытался, ты не брал до этого. Я вас нашёл по геотегам потом. Прибежал в паб, а ты там… слушай, ты вообще живой хоть? Сколько ты выпил? Уверен, что хочешь сейчас это слушать? — спохватывается Юри.
Виктор не уверен, его мутит, но он всё равно говорит:
— Продолжай.
— Я туда прибегаю, а ты там… лежишь. И Юра меня как увидел, и давай материться, я даже слов таких ещё не слышал, даже в Куп… Купчево?
— Купчино, — стонет Виктор, поворачиваясь на бок и прикрывая рот. — Что дальше?
— А дальше Юра позвонил Гоше, он приехал и нас забрал. Юра тебя ещё дотащить до квартиры помог. Он молодец.
— И вы меня… несли? Вот такого?
— Несли, — кивает Юри, — куда же мы денемся.
— И ты пустил меня домой после всего?
Юри опускает голову.
— Да это ж твой дом, Вить.
— А. А. Ну да, — Виктор мотает головой, — я имею в виду, это… И ты никуда не ушёл? Ты остаёшься?
— А нельзя? — упавшим голосом отвечает Юри?
— Нет! В смысле да! То есть… Короче, не уходи, ладно? — всхлипывает Виктор, хватая его за руку, — мне плохо, Юри-и, мне так плохо… Меня никто не любит, ты даже не поздравил, я думал, ты про меня забыл…
Юри молча крепко сжимает его руку в ответ.
— И как ты меня терпишь, — добавляет Виктор. — Вы все.
— Ну, как, — смеётся Юри. — Тебя все любят, Виктор.
Помолчав, добавляет.
— И я тебя люблю.
Витя лежит на мягком пушистом ковре на полу собственной квартиры, у него под боком скулит его любимая собака, а с другого бока сидит — и расплывается на двоих, а то и троих — его любимый Юри. И хотя в голове выпитое всё ещё крутит вертолёты, а следующий день грозит стать худшим в жизни, Виктор думает, что план отметить свой двадцать девятый день рождения так, чтобы всю жизнь вспоминать с удовольствием, можно считать выполненным.
С днём рождения, Витя! В душе я верю, что ты не м.-к, просто как Макачин - всё понимаю, но сказать не могу.